Путешествие на Гаити
Я собираюсь поехать в путешествие на Гаити. Для меня эта поездка не является отпуском, как для других. К счастью, я могу себе позволить отдых всегда и в любое время года.
Этот второй по величине остров Вест-Индии, что находится в далёком Карибском море, давно влечёт меня своими тайнами религиозных верований Вуду, с их очистительными жертвоприношениями и непристойными танцами с сексуальным подтекстом. Колдовство и разнообразные ритуалы этого острова окутаны таким мраком и загадками, что это необыкновенно волнительно будоражит нервы и кровь. Эта тёплая земля совершенной, непостижимой музыки, талисманов и зомби, есть давно моей мечтой.
Иногда она снится мне ночью. Мне не хочется просыпаться, но настаёт утро, и я опять окунаюсь в суету сует однообразных дней. Какое счастье, что я, всё же, могу путешествовать. Как скучна и невыносима должна быть жизнь у тех, кто не может себе этого позволить.
На кондитерской фабрике, владельцем которой я есть, дела идут, к счастью, хорошо. Эта фабрика мне осталась в наследство от отца. И всё на ней было поставлено на славу ещё при моём дорогом папочке. Российский шоколад всегда славился, а сейчас, когда повсеместно меняются его технологии производства, хороший шоколад становится настоящей роскошью и редкостью.
По закону, под видом улучшения качества и ассортимента, я тоже пустил несколько новых линий. Вот, от них то и есть настоящая прибыль, но хорошо, что я не рискнул всё производство превратить в эту дешёвую подделку. И теперь для нужных людей поставляется один шоколад и конфеты, а в сетевую продажу идёт совсем другой, так сказать, товар. А вот, фирменный знак и цена, конечно же, одинаковые. А что поделаешь, всем сейчас хочется жить хорошо, а я хочу жить роскошно. Жил хорошо я всегда. Вобщем-то наступила эра подделок и подмен. Что тут поделать, ведь это распространяется не только на сладости. Подменяются понятия, отношения, чувства, истина, наконец.
Мы дети глобализации. Всё сейчас перевернулось с ног на голову. И что тут мудрствовать об истине, о справедливости, о добре и зле. Просто всё почему-то свалилось в одну кучу и перепуталось. Не до поиска тут истин. А что есть истина? С греческого языка это переводится, как правда. Но, что такое-правда? “…Вся правда в том, что правды нет…“.
Сколько людей простых и величайших философов искало истину, и даже утверждали многие, что это непререкаемое и абсолютное что-то – есть или то, или другое под солнцем. Но находились другие – простые или величайшие, без разницы, которые оспаривали всё, доказывая своё. В голове у меня промелькнула всем известная мысль, что истина есть Бог. Но, что такое Бог? Оказывается, Бог тоже у каждого свой, а как найти настоящего, истинного Бога, который бы всё поставил, наконец, на ноги в этой нашей непростой жизни? Этого никто не знает. Зачем-то вспомнилась фраза Пилата из фильма по роману Булгакова “что есть истина?” И ответ, вроде бы, Иисуса, – Я есть Истина. Да, что это я в самом деле накручиваю себя!? Это головы не хватит, чтобы в этом всём разобраться. Кто, что, откуда? Здесь больше вопросов, чем ответов. Если честно, не хочу я париться в этом. И зачем только все эти мысли лезут в голову? Меня устраивает именно тот порядок вещей, какой есть. Я счастливчик, и я могу жить так, как я хочу. Вот, это и есть моя истина.
Да что там говорить. У меня сейчас главнейший вопрос – с кем я поеду туда, в эту чудо-страну? Как же невыносимо хочется новых ощущений, экзотики и, конечно же, почувствовать вкус совсем других жизней, в совсем иных условиях.
А что, работать у меня есть кому, дело моё налажено, а эта повседневная суета, просто достала уже. Я быстро устаю от этой монотонности бытия. Может, поэтому меня и влекут новые места, новые страны и бесконечные путешествия. Хочется повидать весь мир! И найти в этом мире что-то для себя особенное и бесценное. Правда, редко когда со мной ездит моя жена. Она уже немолодая, бальзаковского, так сказать, возраста женщина. И хоть прожил я с ней уже двадцать лет, если признаться честно, то я её совсем не знаю. Вечно занятая, деловая, кичливая гордячка! Подумаешь, у неё тоже своё дело. Добивается независимости и уважения. Что ж, она независима и всеми уважаемая, но только не мной. Я не люблю женщин. Нет, конечно же, я их люблю, но они должны знать своё место. А те, что лезут чёрт знает куда, всё же всегда ломают свои коготки и рожки. Эта тоже сломается когда-нибудь. Хоть и упрямая же стерва! Открыла свою линию одежды. Она – дизайнер, она – художник, она – модельер, а сама – дура дурой. Одним словом – портниха. Швейного училища ей оказалось мало. Видите ли – высшее образование стирает со лба печать – «раб». Что за блажь, что за бред!? Со лба эту печать могут стереть только деньги. Они одни, в конце концов, решают всё.
Так с кем же я поеду, с Аней или Викторией? И всё же, для проформы, нужно будет предложить поехать жене, чтобы потом не приставала моя мама. Ей всегда очень не нравится, что мы живём, как чужие. Задолбала уже своими упрёками! А все так живут. Мы все на этой необъятной матушке Земле – чужие. И здесь просто ни с кем нельзя жить. Ни со мной, ни с моей женой, ни с мамой, короче – ни с кем. Так, пусть же каждый живёт тут своей жизнью так, как он хочет сам! Но мама умеет достать и словами, и телефонными звонками. Она меня, видите ли, любит. Она меня родила и свои лучшие годы отдала мне. Просто, бред какой-то. Кому нужна эта её любовь? Никто, никого не любит. Я же это понимаю, я не мальчик уже. Всё ещё, как с игрушкой пытается мной играть. Не наигралась за всю свою жизнь, наверное. Сибирский кот, собака, и в этой, обожаемой мамой линии, я конечно же, последний. Но покоя мне меньше, чем другим её любимцам.
И всё же, с кем – с Аней или Викторией? Обе работают на моей фабрике и обе влюблены в меня по уши. Хотя, какое там, влюблены! Просто кошки. Молоденькие, хорошенькие – такие себе, кошечки, что не прочь погулять за чужой счёт. Аня – упаковщица конфет и голубоглазая блондинка. Виктория – бухгалтер, кареглазая брюнетка. Обе пахнут шоколадом, конфетами и обе, страсть какие, сладенькие штучки.
За всеми этими мыслями не заметил, как приехал домой. Мама, небось, всё вычёсывает и никак не налюбуется на своих питомцев. А жена, разумеется, как и всегда, вся в творчестве. Слава Богу, что хоть домработница, Рита, ещё довольно молодая особа, придаёт нашему дому этакую видимость уюта и семейного очага. Все в этом доме живут только своей, собственной жизнью – все заняты только собой. Что ж, это тоже истина, хотя часто она всеми нами зачем-то оспаривается. Но, в конце концов, все вроде бы, довольны и по-своему счастливы или несчастливы, а всё же, просто довольны. И это главное. Всех всё устраивает.
— Рита, хозяйка с мамой уже ужинали?
— Да, час назад, а вам подавать сейчас?
— Минут через десять, пожалуйста.
А что, думаю, разговор с женой и не займёт больше времени.
— Дорогая, ты у себя? Вся при делах, всё в творчестве и поиске. А я хотел пригласить тебя со мной на Гаити.
Жена удивлённо подняла глаза.
— А что, Турция, Кипр и Грузия уже исчерпали себя за этот год?
— Ирония тут неуместна. Ты едешь или нет?
— Вопрос понятен. Нет!
Жена демонстративно листает бумаги. Чувствую её негодование и злость на меня. Радостно стараюсь удалиться, а вслед почти что шипение – шут, интриган! Как будто бы я не понимаю, что ты хочешь услышать от меня.
— Светочка, дорогая моя жена. Ты всегда всё очень правильно понимаешь. За что я тебя люблю и бесконечно благодарен.
Говорю это на ходу, уже уходя в столовую. После ужина принимаю ванну и сразу же иду в спальню, чтобы лечь в постель. Свет не зажигаю. Люблю ещё с детства лежать так, в темноте. Смотрю в звёздное тёмное небо с луной, что в окне. Она сегодня особенно полная, и наверное поэтому мне так хочется помечтать.
Гаити, Гаити, Гаити, но мысли, почему — то повернули в комнату жены и почему — то заболело в груди от её шипения, злости и от того, как далека она стала от меня.
А ведь любил же я её, когда-то. Боже мой – как я любил! И сейчас, может, до сих пор люблю, кто знает. Иначе, зачем так болит сердце и берёт обида? Я, правда, научился подменять эти ощущения равнодушием и беспечностью. Надо же, я даже привык к этому. И мне всё чаще и чаще кажется, а вернее, почти всегда кажется, что я равнодушен, и мне нет нужды до Светланы. Но это не так. Я могу только себе ещё сказать эту правду. Это я сам отдалился от этой гордой, стремящейся к самореализации, женщины. Потому, что я боюсь её. Да, да – боюсь. И совсем не знаю свою собственную жену, хоть и прожил с нею столько лет. Но никогда бы я не согласился, чтобы в моём доме была другая женщина. Всякий раз, при любом разговоре, и даже ссоре, она всегда как-то выше меня. Будто знает что-то непостижимое для меня. Мне бы нужно понять её, вслушаться, а я бешусь от осознания этого. Наверное, поэтому я и ухожу от любого разговора с ней, спеша обидеться или придать себе равнодушный вид. Красива ли она? Наверное, да. А может быть, и нет, но я всегда любуюсь ею. Она, конечно же, портниха, да, но как умеет она выглядеть! Всегда ей удаётся придать своей одежде особенный вид, и в чём бы она ни была – смотрится очень роскошно.
Как хочется мне дотрагиваться до неё почаще, а я сдерживаю себя, напускаю пыли и дыма в свои разговоры с ней зачем-то. Мы два чужих человека рядом, но так ли это? Ведь хочется совсем другого, совсем другого. Да, мне хочется родного, понимающего, близкого человека рядом. До смерти надоела эта игра и фарс в жизни. Неужели жизнь действительно только игра? Нет, это ещё и война тоже. Зачем же мы воюем на ней в одиночку? А может, воюет только она одна, а я плыву по течению, наслаждаясь и созерцая? Как, должно быть, нелегко ей на этой войне. Но жена часто говорит мне – хочу быть воином, а не рабом.
Луна сегодня такая яркая и огромная, даже страшно. А звёзды мягко и тепло смотрят, сочувствуя, и может даже, понимая меня, но как хочется, чтобы открылась дверь и, как в первые годы нашей жизни, потихоньку зашла бы она и спросила, – не спишь? А давай помечтаем вместе, чудик ты мой.
О чём только не мечтали тогда мы! Сколько света, тепла и солнца было в те тёмные наши ночи. Как легко было нам тогда. Что же, всё-таки, случилось между нами, что мы перестали понимать друг друга? Почему? Всё, зачем-то сменилось обидами, разногласиями и полным разрывом отношений. Зачем же мы вместе? Мы просто упустили какой-то свой звёздный час, после которого всё повернуло совсем не туда, о чём мечталось и чего обоим хотелось. Наверное, мы, где-то не поняли друг друга. Может, не уступили, когда надо было, не смирились. Вот и всё. Наше “Я”, чёртово это “Я” всё испортило, всё разрушило.
А если самому пойти сейчас и поговорить с ней. Поделиться своими этими тяжкими мыслями. Рассказать ей, как мне одиноко и нелегко самому. Как она нужна мне всё же.
Вот дурак, вот уж действительно – чудик. Она только и ждёт этого, чтобы я непременно пришёл к ней сдаваться. Нет, никогда! Всё, спать, спать, довольно. Что это я раскис?
2
За что, ну за что это мне!? Почему это случилось именно со мною? Ведь я был избранным, я был счастливчиком, я мог бы жить и радоваться всегда. У меня всё для этого было. А теперь что, умирать? Нет, я не хочу умирать! Спасите меня, помогите мне! Я не хочу умирать.
Со мной в самолёте домой летят ещё три моих соотечественника. Теперь мы друзья по несчастью. У всех четверых подозрение на холеру и нас срочно увозят из этой проклятой страны землетрясений, наводнений и болезней. Домой, скорее хочу домой. Мои ”друзья”, кто лёжа, кто сидя, с пониманием и сочувствием, смотрят на меня, вопющего. И им немного стыдно за меня.
Ну, что им? Они просто не могут меня понять. Все они обычные люди, простые смертные. У них нет тех возможностей и средств, что у меня. И это всё оставить? Я не хочу, я не могу всё оставить и умереть вот так, по смешному, хапонувши, где-то эту дурацкую заразу. Болит и ломит всё тело. Температура очень высокая, я даже не хочу её больше мерять. Как это можно выдержать? Ведь я никогда до сих пор не болел серьёзно.
— Я не могу это терпеть, сделайте же что-нибудь, ну уколите хотя бы снотворное!
Ничего невозможно поделать. Всё лечение и уколы нам делают по расписанию и один из моих товарищей, всю дорогу молится без конца.
— Господи, будь милостив ко мне, грешнику, Господи, будь милостив ко мне, грешному. По делам моим всё это мне, будь милостив…
Неужели это единственное, что нам осталось – молиться.
А что, если Он, этот Бог, действительно есть? И в этом самая простая истина всей жизни. Вот, я дурак, ничего об этом не разузнал – что же там случилось и как там всё было, на этой Голгофе? Не зря же столько шума по всей земле. Да что там говорить, новый отсчёт времени начался с тех пор. Жена звала, как-то, сходить на фильм “Страсти Иисусовы”, а я отшутился тогда, и она пошла с мамой. Со слов жены, фильм этот поменял её жизнь и полностью изменил систему ценностей. А вдруг там и вправду, что-то произошло лично для меня. Ну, там, спасение, искупление и тому подобное. Может, спросить у этого полоумного, что молится? Тю, чёрт, ещё чего не хватало! Сейчас не до этого.
— Ой, умираю, ой, помогите, ведь время уже, время сделать укол!
От чего это я один кричу, а все терпят? Может, у них терпимо? Может, у них не так страшно протекает болезнь? А что, если и мне помолиться? Может, если Он есть, то услышит меня и не допустит смерти моей. А как молиться? Ну, не так же, как этот, – Господи, помилуй меня, грешного, и по делам моим всё это мне”. Разве я такой уж грешный, и что это за дела такие? Я давал людям зарабатывать и ничего такого плохого за собой совсем не могу вспомнить.
И тут я увидел людей в цехе, что стоя пакуют коробки с конфетами по двенадцать часов, и не могут отойти от конвейера, даже, на несколько минут, за исключением обеда. Ведь, это повторяется каждый день. Мне стало страшно. Как это возможно выдержать? Раньше, когда я каждый день видел эту, и другие работы на моей фабрике, то с радостью думал – муравейничек мой копошится, мой чудо-юдо, муравейничек. Теперь же мне стало стыдно. Вспомнилась вдруг, плачущая жена, когда я наотрез отказался иметь детей, и она тогда сделала эту операцию.
— О, Господи, прости меня, грешного! Эти слова я произнёс вслух и испугался.
— Давно бы так, а то кричишь, как свинья резаная, а не мужик.
— Молчать! Что вы знаете обо мне, умники этакие!
— Да уж, точно – дураков тут нет, а попали мы все в дурацкую ситуацию.
Говорил это мой сосед. И говорил он очень, как-то, спокойно, и даже с иронией.
— А что же делать? Спросил я и запнулся.
— Что делать, что делать! Прямо, как у Чернышевского. Молиться, что же ещё делать?
— Вы это серьёзно?
Сосед мой хмыкнул и отвернулся.
— А почему бы и нет. Всё же, что ни говори, а что-то оно, всё таки, есть. Сила какая-то, абсолют, Бог или что-то ещё, но есть. Ведь, кто-то же всем здесь управляет.
Это говорил уже белобрысый в очках и странно как-то, размахивал руками. Я же приподнялся и возразил, – а разве не человек хозяин своей судьбы, и не он сам распоряжается всей своей жизнью?
— Так может, ты об этом вот и расскажешь сейчас Богу, какой ты хозяин, и как ты, ну прямо вертишь своей судьбой и жизнью сам. Во, цирк!
— А что, нет? Я сам всего добиваюсь в своей жизни! Скажите, что мне дал, этот Бог? Не помню, чтобы мне что-то с неба падало.
Тот, что молился почти всё время, прямо аж вскочил и завопил изо всех сил, – ничего не дал?! Если конечно, не считать того, что Он просто так, пришёл и умер вместо тебя. Я уж не говорю, как тебе всё это время просто, на голову падало твоё благополучие и богатство. Вот, ты твердишь, – проклятая страна эта Гаити, где ты пробыл только три дня, и вместо экзотики, новых ощущений и открытия тайны зомби, приобрёл эту смертельную болезнь. Хотя, может ещё, и вылечимся, на всё воля Божья. А ты скажи спасибо, что хоть летишь больной, но домой, а не остался там, на острове. Ну, предположим, лежать в земле, или хотя бы, тем же зомби. Или когда с другими случается что-то подобное, то это – экзотика, а если с тобой, то это конечно же насилие над личностью, это не по евростандартам, не прогрессивно и несправедливо. Мы же цивилизованные люди? А то, что рядом с нами умирают с голода старики, не дождавшись мизерной пенсии, дети, не имея средств на лечение. Взрослые же молодые и среднего возраста люди, не имея работы, а то и имея её, всё равно влачат со своими семьями просто жалкое существование. Это вот, всё, как называется? А вот, скажи ты, сытое животное, что ты дал просто так, хоть кому-то, кто рядом, и кому тяжело или даже невыносимо? Не считая того, конечно, что ты даёшь им эту каторжную работу по десять – двенадцать часов за копеечную зарплату и ещё этим кичишься. Да и всё то, что ты сам имеешь, скорее всего, ты просто забрал у этих обездоленных, ближних своих, ”за так“ – или ты, или папка твой, да уж какая тут разница.
Я просто, опешил от всех этих слов. Хотелось заткнуть рот этому правдолюбу, но вспомнить что-то, чтобы я кому-то дал, или поделился с кем – не мог, почему-то. Я просто, всегда предпочитал не замечать всех этих нищих. Судьба у них такая. Ведь так было всегда – кто-то имел, а кто-то нет. И я отчаянно бросил своё обвинение, – а кто им мешал? Пусть бы и они всё в своё время, приватизировали за гроши, как мой отец. Так, куда им! Они боятся ответственности, их хата всегда была с краю. Сами виноваты.
Сосед справа скинул очки и ухмыльнулся, какие гроши? То, что для тебя гроши, для кого-то целое состояние. Я вот, думаю, может смысл и истина всей нашей жизни есть в том, чтобы помогать, друг другу в этой невыносимо тяжёлой жизни, а мы просто не хотим этого понять. Вот, теперь и расплачиваемся.
Тот, что слева на кушетке, повернулся ко всем лицом и, задумавшись, сказал, – для того, чтобы помогать кому-то, нужно научиться любить, хоть кого-то.
— У кого научиться, у тебя, что ли? Я сказал это как-то глупо, лишь бы сказать что-нибудь. Сам то я понимал, что ох как нам трудно любить хоть кого-то, кроме себя.
Мой сосед, приподнявшись, сел, обхватив голову руками, почти отчаянно проговорил, – нам всё дано в этой жизни, мы только не в состоянии, а скорее просто не хотим брать. Есть и идеал – это Иисус. Он же и источник всего, только этот чистый источник, протекает мимо, а пьём мы из другого источника, что подсунул нам мир, как подмену. А мы и довольны. Так проще всего – хлебать из подсунутого корыта. Вот, и дохлебались. Господи, если спасёшь меня и на этот раз, обещаю всю свою оставшуюся жизнь отдать тебе.
Я, хоть и было горько мне, больно, но рассмеялся от этих его последних слов.
— Слушай, дорогой ты мой товарищ, но это уж просто банальщина какая-то.
Тот, что молился почти всё время, горько вздохнул и, задумавшись, произнёс, – правда, не нужно ничего обещать и клясться. Это действительно, лишнее. Да, и написано: “…не клянись…” Но мужчина упрямо тряхнул головой, резко взмахнул руками и, ударив по коленям, прокричал, – а я рискну и даже поклясться. А я рискну! Кроме того, я рискну сказать вам сейчас ещё одну очень банальную вещь – я уверен, что для человека нет ничего достойнее на этом свете, чем идти путём Христа. Хоть и страшновато, конечно. Ведь, путь этот нелёгкий, это точно. Но я рискну!
3
После того, как уже дома я был помещён в бокс инфекционного отделения, поколебавшись немного, всё же позвонил своей жене.
— Света, привет – это я, узнаёшь? Жена меня просто со злостью в голосе, перебила, – слушай, не юродничай, я всегда из тысячи голосов и из любой толпы узнаю и тебя и твой голос. Как там Гаити, как поживает Виктория, или всё же Аня?
Наступила долгая пауза. Что-то сдавило в горле, а на глазах появились, о чудо, появились слёзы! И я не стал их сдерживать. Вот так, почти рыдая, я и завопил, – Светочка, я в инфекционной больнице, и кажется, я умираю!
Светлана опять резко перебила меня, – что за сопли? Перестань сейчас же, возьми себя в руки. Я сейчас буду!
— Родная, ты только не бросай трубку, тебе сюда нельзя, понимаешь? Здесь страшно и очень, я думаю, опасно…
Светлана на этот раз просто выключила мобильник. А через час она уже стучала в моё окно. Улыбаясь, махала мне рукой, и никого дороже неё не было для меня на всём белом свете. Она достала из сумочки мобильный и набрала мой номер. У меня зазвонил телефон. Как же был рад я услышать её встревоженный голос.
— Слушай, ты там не раскисай. Я думаю, нет причин отчаиваться. Ты выздоровеешь. Я в этом уверена. Ты ведь ещё молодой, а значит, организм всё поборет. Не сдавайся – мы победим!
— Света, скажи мне, зачем я в этом ужасном месте?! Я здесь умру, я всего этого не выдержу.
— Зачем? Это только Господу Богу известно, зачем. Но ты верь, что так нужно. Всё, что ни делается в этом мире, всё делается к лучшему, так написано в одной мудрой книжке. Но я обещаю тебе – мы победим!
— Ты с ума сошла! И ты туда же? Бог, Христос, дорога в небо.
— А что тут странного – все дороги ведут, увы, не в Рим, а представь себе, ведут все в небо.
— Нет, нет, прошу тебя, довольно. Я не хочу об этом больше слышать. Как мама, где она, ты ей сказала?
— Да, я всё сказала. И она тебя очень ругала, да и меня тоже за то, что живём мы с тобой не по людски, не по Божески. Вот, хочешь верь, хочешь – нет, а она поехала в церковь молиться за тебя, а потом…
Я прервал её просто в каком-то бешенстве.
— Да пошла она, да пошли ты её знаешь куда? Что ты её слушаешь. Какая церковь? Вы ещё свечки за меня поставьте.
— Куда же мне послать твою маму? Но я не стану этого делать, потому что в той же, очень мудрой и святой книге написано: “Почитай родителей своих, дабы продлились дни твои”. И я ещё не договорила. После церкви она поедет к Анатолию Петровичу. Это друг её молодости и, как она утверждает, хороший врач. Мы отобьём тебя на этой войне, хоть ты и нехороший мальчик. Ведь, ты думал всегда только о себе и жил только для себя, но сейчас не об этом речь…
Светлана ещё долго говорила много утешительных слов, а мне стало так стыдно, как бывало только в детстве. Слёзы вновь катились и катились по щекам, и я не сдерживал их. Сил стоять больше не было. Я, как подкошенный, сел на кровать и всё слушал и слушал самый дорогой на свете голос.
4
Только через две недели удалось маме разыскать своего Анатолия Петровича. Он, оказывается, уже жил в столице, у своего сына. И, слава Богу, был здоров, потому что, сегодня, после обеда я ожидаю новостей от мамы. И как же мне хочется верить, что он и есть та моя соломинка для утопающего. А вдруг!
— Господи, если Ты меня спасёшь от смерти сейчас, я всю свою оставшуюся жизнь отдам Тебе, – молился я всем сердцем и душей, веря, что именно так и будет.
Ещё не наступил даже обед, как вдруг двери в мой бокс распахнулись, и ко мне забежали жена, мама, а у двери остался стоять маленький седой человек. Что это значит, ведь сюда нельзя. Это может быть опасно!
Я из последних сил вскочил на свои дрожащие ноги и удивлённо наблюдал за этой невероятной и странной картиной. А жена с мамой буквально бросились мне на шею.
— А вот, и нет больше никакой опасности, сказала жена, а мама добавила, – теперь, слава Богу, будет хорошо.
Старичок, скорее всего, и был Анатолий Петрович, тоже подошёл ко мне, положил свою руку на моё плечо и удивительно звонким голосом подытожил, – лечение закончено, потому что и лечить-то, оказывается, нечего. Справедливость, так сказать, как ей и положено, восторжествовала. Закон жизни, молодой человек, таков, что правда всегда побеждает.
Я удивлённо смотрел на Анатолия Петровича и был совершенно потрясён всем, что он только что мне сказал. Всё казалось невероятным, но, как хотелось верить каждому его слову. Однако в голове моей всё помутилось, и я буквально свалился в кровать, как подкошенный. Жена села рядом со мной, крепко сжала мою руку и радостно молвила, – у тебя, дорогой мой муженёк, нет никакой холеры. Анатолий Петрович попросил показать твою историю болезни и там, кроме диагноза, что был тебе поставлен, предположительно разумеется, на Гаити, представь себе, ничего больше не подтвердило это ужасное предположение.
Я, еле дыша, и совсем неслышно, буквально охрипшим голосом, даже не произнёс, пошевелил губами, – это как, а анализы, а симптомы?
Мама села рядом с другой стороны, и смеясь, дополнила, – ведь анализы, сынок, те, что ты сдавал, оказывается, никто и не смотрел. Лечили тебя по схеме, согласно поставленному неведомо кем диагнозу. А анализы показали просто банальное острое отравление, и только. Правда, протекало оно немножко необычно.
Анатолий Петрович протянул руку и потрогал мой пульс.
— Уважаемый, но нельзя же так волноваться, всё уже в прошлом, слава Богу, что я оказался тут вовремя, а то бы, согласно статистике, что очень неутешительная в нашей стране, залечили бы тебя, батенька, залечили.
Я изумлённо и растерянно обвёл всех глазами, а разве такое возможно? Анатолий Петрович, сконфуженно закивал головой, – к сожалению, да, возможно. И особенно тогда, когда пациент так щедро платит за это.
Татьяна Дейна