Притча о несправедливой благодати

В притче Иисуса о блудном сыне (Лук.15:11-32) отец — Бог. Два сына — иудеи (старший) и язычники (младший). Иудеи утверждали, что всегда были верны Богу. А типа язычники всегда жили без Него. Иисус берет историю Иакова и Исава (см. Мал.1) и переворачивает ее. Ведь внешне это Исав остался с отцом Исааком, а Иаков ушел в Месопотамию к Лавану. Но в реальности было наоборот: убежавший Иаков оказался настоящим первенцем, а не материалист-Исав.

Т.е. Иисус предлагает смотреть не на внешние факторы, а попробовать оценить внутреннее состояние человека («не тот иудей, кто по наружности…»). Во времена Иисуса внешне иудеи действительно Бога чтили, а язычники нет. Но внутренне всякий человек всегда нуждается в спасении, которое над его сердцем может совершить не он сам, а только его Творец.

По этой притче, благодать — страшная и несправедливая вещь, когда начинает спасать не только меня, но и других. Пока Бог бесконечно прощает меня — всё ок. Ну да, Он такой, я Ему благодарен, и т.д. Я грешен, Он нет, и в том же духе. Но кризис наступает, когда Бог призывает меня уподобиться Ему. И попробовать мне так же, как Он ко мне, отнестись к ближнему. А это катастрофа. Потому что я, несмотря на весь свой пафос «святого», так жить никак не могу.

Младший сын уже прогулял свою часть имущества. Это одна треть. Остались две трети, принадлежащие старшему (Втор.21:17). Когда отец просто принимает блудного сына — ок, это его эмоции. Но когда начинает одевать сына и — о ужас! — надевает ему на палец перстень, заверяющий все документы рода (!!!), старшему становится ясно, что отец безумен. Ведь вся дальнейшая гуляночка — за его счет. Отец тратит ресурсы старшего сына. И если бы младший сын стал в этой семье тем, кем только и мог стать — слугой, наемником старшего (Лук.15:19) — всё было бы ок, старший бы исполнил Закон, велящий брать обедневшего брата на работу и дать ему шанс подняться за период батрачества (Лев.25:39-41).

Когда в церкви начали заверять документы язычники (император Константин), наступило время «малого рога» (Дан.7-8) и власть тьмы. Весь пафос адвентизма адресован не против эксцессов «иудейства» в церкви — мы и так иудействующие, — а против оязычивания церкви. И что важно: иудеи так обижены на Иисуса, потому что Он спасает язычников за счет ресурсов и статуса иудеев. Уравнивая в церкви иудеев и язычников, Он нивелирует особый статус иудеев как избранного народа. А это им Ему очень сложно простить. Но Его пафос в притче и состоит в том, что Он и дальше их любит и совершенно понимает их ярость и ревность. Да, они имеют для такой реакции все основания. Но как Иисус пошел на крест незаслуженно, лишь потому что другого пути не было, так и сегодня надо сделать вид, будто иудеи — такие же перед Богом, как язычники. Нет другого пути спасти язычников, кроме как унизив и обобрав иудеев.

Иудеям надо сделать вид, будто язычники действительно таковы, как и они. С точки зрения завета с Авраамом всё наоборот. С точки зрения завета с Иисусом, читающим греховное сердце и иудея, и язычника, всё именно так. Все согрешили и лишены правды Божьей.

Поэтому да, уверовашие язычники сегодня — это «духовный Израиль» и «сыны Авраама». Не наоборот. Язычники ходят в «их» синагоги, назвав их мессианскими (христианскими) собраниями, читают «их» Писание, верят в «их» Бога, конструируют свою религиозность из их традиций и опыта.

Бог не иудеев хочет язычниками сделать, а язычников поднять на уровень иудеев. А уровень этот есть, и уровень ощутимый. И на этот уровень еще взобраться надо. А потом силой Иисуса этот уровень превысить даже. И тот, кто шарахается от фарисеев, еще ничего не понял. Фарисейство — издержки роста, переходный этап. От язычества к совершенству (жертвенной любви к ближним) во Христе. Формализм, лицемерие и властолюбие, которые Иисус ставит на вид фарисеям в Матф.23, — это как раз те скрытые грехи, которые невозможно выявить Торой. Их только Иисус видит. И разве этого в церкви нет? Да полно. Но позиция церковных фарисеев тем и сильна, что их грехи людям зачастую не видны, а грехи их оппонентов — вчерашних язычников — в основном заметнее. Но Иисус отрицает возможность сравнения. Все согрешили.

Притча оканчивается вопросом. Призыв отца повисает в воздухе. И отец, и старший сын стоят на темной улице. За их спиной идет пир, где снова веселится язычник, промотавший отцовское наследство в кабаках. Обиженный старший сын не хочет гулять за свой счет. Не хочет угощать брата, которого отец незаслуженно поставил над ним. Отец остается со старшим сыном на темной улице. Смотрит на его спину, освещенную огнями праздника. Сзади музыка, громкое пение и танцы. Впереди душная восточная чернильная ночь. Старший сын смотрит во тьму.

Такой же композиционный прием имеет книга Ионы, оканчивающаяся Божьим вопросом к пророку. Иона предпочитает вечную смерть любой (!) проповеди изуверам-ассирийцам, придумавшим большую часть пыток и способов казней, известных человечеству. Тем не менее, Бог обращает его внимание на то, что и Иона (погрязший в идолопоклонстве Израиль), и Ниневия (языческий мир) одинаково дороги своему Творцу. Что Ионе стоит спуститься с горы и продолжить наставлять этот город, готовя его жителей к обрезанию. И книга Ионы, и притча Иисуса оканчиваются молчанием. Открытый финал создает напряжение и вселяет надежду. Бог продолжает надеяться и ждать. Страшная и несправедливая благодать всё еще простерта над миром.

Максим Балаклицкий

Иллюстрация