Мама была адвентистка, а отец — коммунист
Но моя вера была очень глубокой и искренней. Детство прошло в деревне, где я видела Бога через природу и восхищалась, всматриваясь в звёздное небо. Размышляла о бесконечности времени и пространства. Понимала, что Вселенная не может существовать без Творца.
Переехала в Харьков. С седьмого по девятый класс жила у тёти и училась в 30-й школе. Некоторое время мы жили с тётей, которая не принимала мои взгляды. Она знала, что я свинину не буду есть ни под каким предлогом, но ради шутки пыталась мазать мне губы салом и не хотела понимать моего отчаяния. Впоследствии тётя приняла крещение, и её муж, уже будучи больным, голосованием также присоединился к Адвентистской церкви.
Позже на меня большое влияние оказала Ольга Степановна, врач, кандидат медицинских наук, которая отсидела за веру десять лет. Она на приёме больному человеку сказала о Боге, а он её предал властям. У неё отняли маленького ребёнка, а ее осудили на такой срок. С ней я познакомилась, когда она уже вышла из тюрьмы, потеряла семью (муж уехал с ребёнком) и проживала в Жихаре.
Ольга Степановна говорила мне не только о доверии Слову Божьему, но ещё всё объясняла с научной точки зрения. И когда проявился мой юношеский максимализм, я начинала иронизировать: «Как это Бог создал человека их праха?» «А как быть с тем, что после смерти человек превращается в прах?» — отвечала Ольга Степановна, подчеркивая, что без Божьей силы не может быть жизни. Приводила пример: учёные создали искусственное зерно, точно воссоздали его форму и размер. Посадили в землю, а оно не растёт, потому что нет в нем Божьей силы. Говорила она очень тактично, с любовью. Её вечера гостеприимства остались в моей памяти на всю жизнь.
Я часто бывала у пасторской семьи Гапон, где собирались, как говорила Ольга Степановна, на чашку чая. И мои вопросы она не высмеивала, но терпеливо и с любовью на них отвечала. Я до сих пор помню её улыбку, как она говорила: «Верочка, ты послушай, и физика, и математика изучают законы Божьи, и ученые их просто открывают, обнаруживают их действие».
В школе учитель истории очень донимал. Закрывал меня после уроков и заставлял читать «Забавную Библию» (1882) Лео Таксиля. В институте я не вступила в комсомол (а это было нелегко в то время), а после уехала в Горловку Донецкой области, была оторвана от родных и знакомых. В душе, как говорится, была с Богом, но церковь не посещала, даже не знала, была ли там община.
Уехала, и всё. Это были 1970-е. Вышла за неверующего. Я помню первый раз, когда мы ехали ко мне домой в Артюховку, и свекровь боялась, что я привезу мужа в деревню, и там его самогонкой напоят. Говорю: «Мам, понимаете, у меня семья верующая». Отец уже был тяжело болен, он за три месяца до смерти принял крещение и стал очень искренним христианином. Я говорю: «У нас не пьют совсем». Так успокоила её, а она не знала о нашем вероисповедании. И вот, как-то я у неё гостила, а был третий день Пасхи, а я стирала. Соседка выскочила и чуть меня не побила: «Ты что же делаешь?! В такой день устроила стирку?» Отвечаю: «Я другой веры!» «Как?» «Да. Мои родственники празднуют субботу». «А-а-а-а…. Ну, тогда другое дело». Тогда я открылась, что мои родные — адвентисты.
Вернулась в Харьков в 1985-м, и опять не было времени для церкви. Работа, дети, дача. Когда родные сестры Лена и Тома начинали переубеждать и говорить о вере, уже тогда сформировался вопрос: «Почему только адвентисты правы?» Сомнения вызывали слова апостола Павла о чистой пище. Я спорила, да и просто не была готова, наверное, прийти.
Дочери начали ходить на молодёжную евангельскую кампанию, которую проводил пастор Сергей Молчанов. Был где-то 1996-й год. Еще два-три года я ходила в церковь, не принимая крещения. Считала, что не достойна заключить завет с Господом.
Конфликт с соседом. Он сделал нам много плохого, и против него открыли уголовное дело. Следователь: «Я его посажу». Потому что у того были отягощающие обстоятельства. Ночью я проснулась и думаю, что же делать: подписать обвинение или нет. И на ум приходит молитва «Отче наш»: «и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим». Я уже её забыла. Я уехала из Горловки в 1971-м году, а это была уже середина 1990-х. И во мне эта молитва без конца звучит: «прости». Я написала мировое соглашение и простила соседа. Следователь очень обиделся.
Очень большое влияние оказывает музыка. Близкие пригласили меня на харьковский концерт сводного хора Восточно-Днепровской конференции. Только началась религиозная свобода, и я купила Библию. Начала изучать, но тяжело было, так что я могла просто заснуть за чтением. Мне не открывалось.
Однажды дети пришли, сказали, что написали заявление. Муж: «Какое еще заявление, куда?» «На крещение». Муж мне: «Вера, что это такое?» А я сказала, что не знаю. Они говорили: «Мама, давай и ты». А я: «Нет, я не готова». «Мама, да ты всю жизнь будешь не готова. Всё, пойдём с нами принимать крещение». Так они меня подтолкнули к принятию серьезного решения.
Муж у меня был далёк от вопросов религии и часто задавал мой старый вопросс: «А почему вот только вы правы?» А я ему: «Читай Библию и докажи нашу неправоту».
Вера Тархова
