Даниэль Хайнц, Алексей Опарин, Дмитрий Юнак, Андрис Пешелис. Души под жертвенником: Книга памяти Церкви адвентистов седьмого дня, посвященная жертвам религиозных репрессий во времена царской России и Советского Союза. 1886-1986 годы. — Харьков : Факт, 2010. — 376 с., с илл.
В книге на основании архивных материалов России, Украины, Германии, Польши, Казахстана, Узбекистана, Латвии изложены исторические сведения о жертвах политических репрессий царского времени, довоенного и послевоенного тоталитарного режимов атеистической власти. В работе введены в научный оборот и приведены более чем полторы сотни имен как членов христианской Церкви адвентистов седьмого дня, так и ее служителей, пожертвовавших своей жизнью, но не отрекшихся от своих убеждений. Книга рассчитана на студентов и преподавателей теологических и исторических факультетов вузов, работников научно-исследовательских центров, а также всех интересующихся историей церкви.
Глава 18.
По приговору Тройки от 20.09. 1937 г.
Будущий проповедник и одновременно будущий узник страшного ГУЛАГАа, Яков Емельянович Деревинский, родился 10 октября 1898 года в городе Обухове Киевской области в многодетной крестьянской семье. С детства мальчик тянулся к знаниям и по окончании церковно-приходской школы поступил в гимназию, а затем — в училище пчеловодства. В начале Первой мировой войны он был призван в армию. Увидев на фронте сколь жесток и беспощаден этот мир. В годы Гражданской войны он попадает на службу к атаману Зеленому, но, заболев тифом, оказывается в госпитале, а оттуда весьма изможденный был отпущен домой в Обухов. Там в один из дней он увидел объявление о курсах по изучению Библии. Начав их посещать, он понимает, что это то, что он искал всю свою молодую жизнь, и в 1918 году принимает крещение в Церкви Адвентистов Седьмого Дня. А уже в 1920 году руководством церкви призывается на свое первое служение.
Вот, что о последующих событиях в его жизни пишет его сын Павел Яковлевич, воспоминания которого были любезно предоставлены автору этих строк (Опарину А. А.) уже его сыном Яковом Васильевичем, внуком Якова Емельяновича. «Начал он служение в 1920 году в городе Нежине, исполняя обязанности пробного библейского работника. Это было нелегкое время, в которое он приступил к духовной работе, так как ему пришлось нести ответственность перед Богом не только за Нежинскую общину, но и за весь район и округ, а также и за некоторые села Полтавской области: Лужайки, Короваи и другие, в которых намечались группы. Одновременно он учился на киевских курсах по подготовке проповедников, которые окончил в 1927 году. До этого в 1926 году был арестован органами ГПУ за «антисоветскую деятельность — разглашение государственной тайны и религиозную пропаганду». Через четыре месяца был освобожден.
Дело в том, что ему, молодому неопытному человеку, подсунули подписать документ — «обязательство», которое он подписал. А когда ему объяснили, что по этому обязательству от него требуется, то он ответил им, что он даст им сведения только после совета по данному вопросу с руководителями церкви. Затем Яков Емельянович поставил об этом в известность тогдашних руководителей церкви на Украине пасторов Скоробрещука и Львова, и тайна, таким образом, перестала быть тайной. За это он был заключен под стражу в Нежинскую тюрьму. Уже тогда «гуманный следователь» пообещал ему, что постарается сгноить его, но отец ответил: «Все мы ходим под Богом, и кому Он допустит, тот и сгниет». И когда отец был освобожден, этого следователя уже не было: скоропостижный туберкулез унес его жизнь. Ну, а отец после освобождения продолжал служение и проповедовал Слово Божье в Нежинской церкви.
В 1925 году отец был приглашен в качестве гостя на Второй Всеукраинский съезд Церкви АСД, а в 1927 году он уже участвовал делегатом очередного Третьего съезда в городе Киеве. Женился отец в 1926 году, и, спустя менее года, в самом начале 1927 года был перемещен на служение в город Конотоп Сумской области. Отец работал не только в городе Конотопе, но и по близлежащим селам, местечкам, таким, как Кролевец, Глухов, Грузькое, Подлинное и другие. Нежин также не был снят с него. Не хватало работников, а трудности с каждым днем возрастали. Во-первых, трудности были по причине транспорта: путешествия по общинам, в основном, приходилось совершать пешком, а это забирало много времени, и, во-вторых, везде проходили государственные мероприятия по подготовке коллективизации на селе, которая местами уже начинала внедряться. Это также создавало свои серьезные трудности в духовной работе. Хотя прямого запрета для церкви еще не было, и свобода еще существовала, но для служителей по некоторым местам уже ставили ограничения, чтобы этим наносить препятствия духовной работе. Ограничения для служителей выражались в «лишении права голоса», т. е. человек отмечался по документам — «лишенец» и имел ограничение в гражданских правах. Такие люди не имели права пользоваться кооперативными паями, покупать продукты в магазинах, которые были дефицитные по тем временам; были ограничения таким людям и в трудоустройстве, в жилье, в прописке. Это «лишение прав» распространялось на всех членов семьи служителя культа, т. е., на жену и детей. Тем временем в Конотопе Яков Емельянович за короткое время формирует небольшую общину в 30-40 членов.
Из города Конотопа мы переехали по долгу службы отца в город Нежин. В то время там была самая большая община в Черниговской области, насчитывающая 85 членов, включая близлежащие хутора и села. Это были нелегкие годы, вроде бы, и свобода, но… смотри в оба глаза, чтобы не попасть на крючок. Но работа шла, и при Нежинской общине даже был организован юношеский кружок. Молитвенный дом в городе Нежине в то время был на довольно большом расстоянии от того места, где мы жили. Собрания субботние проходили оживленно, члены церкви встречали друг друга с радостным настроением.
В начале 1932 года наша семья понесла сильный удар: умер мой меньший брат Петр от крупозного воспаления легких… Летом, в июне 1932 года, отца по долгу службы попросили переехать в город Богуслав. На новом месте отец сразу же окунулся в работу, и мы его видели дома очень редко. Для нас он был всегда желанным гостем, а это было только тогда, когда была Вечеря Господня в Богуславской общине. В то время его рукоположили в сан пресвитера пасторы Дымань В. С. и Реймер Я. К., а позже, в 1932 году — в сан проповедника.
Наша семья в голодном 1933-м году тоже терпела эту беду. Чтобы хоть как-нибудь облегчить положение нашей семьи, отец взял меня с собой и приехал в Киев к пастору Я. К. Реймеру. В самом Киеве уже было немного легче людям, так как появился в свободной продаже коммерческий хлеб. Поэтому, выстояв ночь в очереди, можно было купить буханку хлеба. Вся семья пастора Реймера, и к ним присоединился мой отец, так и делали. Покупали этот хлеб, резали его на куски, сушили в духовке, а затем высылали посылки с этими сухарями и другими продуктами близким, живущим в глубинке, вдали от центра, чтобы хоть этим немного облегчить их трудное положение в это голодное время. Так они многим помогли выйти из затруднений. Летом 1934 года, отправляясь на посещение в ближние села, отец брал и меня с собой, когда шел в сёла Ивки, Раскопанцы, Дыбенци, Михайловку, Карапыжи. Эти маршруты мне хорошо запомнились. Другие группы в округе он уже не посещал, так как властями был наложен запрет. Однажды отец в Тальном был задержан на две недели в КПЗ. Отпустили с тем, чтобы в тех местах больше не появлялся, а за этим «наблюдатели» следили очень внимательно и строго. Это уже говорило о том, что лавина гонений приближалась и к Богуславу, что вскоре и совершилось. 1934 год прошел почти весь спокойно, с некоторыми трудными последствиями 1933 года.
В начале 1935 года была закрыта Богуславская церковь и все ее члены перешли на нелегальное положение, на домашние церкви. Пока все было тихо и спокойно, но в первой декаде января, во время рождественских праздников, как-то вечером вдруг погас свет. Отец вышел во двор и увидел спускающегося со столба электрика. Он спросил его: «Почему погас свет?» Электрик ответил, что есть приказ по энергосбытконторе, что «лишенцам» электроэнергией пользоваться запрещено, потому и отключили подачу электроэнергии. И мы зажгли керосиновую лампу «чудо». С этим еще пока можно было мириться, как и с тем, что стали проводить домашние церкви. Так мы провели три субботы в домашней церкви. В этих собраниях на дому каждый член церкви стал ближе чувствовать локоть друг друга и больше ответственности за проведение собрания.
Следующая суббота оказалась для нашей семьи очень печальной. В ночь с 25-го на 26-е января 1935 года, с пятницы на субботу, в 2.00 в окно сильно постучали; на вопрос: «Кто там?» был дан грозный ответ: «Уполномоченный ГПУ». Эта ночь прошла беспокойно. Проведен был тщательный обыск, долго рылись в книгах, искали крамолы. Библиотека у отца была большая. Наконец, обыск под утро был закончен, и отцу велели собираться и следовать с ними. Это был самый ужасный момент в моей жизни. Я чувствовал всем своим детским естеством, что больше не увижу отца, и горечь при разлуке, что некому пожаловаться за эту жгучую обиду и несправедливость, наносимую жестокими людьми, и что ничего нельзя сделать в защиту отца. Это очень тяжело и сейчас вспоминать. Позже, в тот же день 26-го января 1935 года, мы узнали, что такая же участь постигла и семью пастора Резы-Голубовича.
Весной того же года мне повезло, мы с матерью пошли в город за покупками и встретили колонну арестованных. Их вели в баню. Среди них были мой отец и Реза-Голубович. Вели их всех под усиленным конвоем с винтовками наперевес. Отец и его друг по несчастью нас тоже увидели и улыбнулись, смотрите, мол, нас охраняют и нам не страшно. Мы вернулись за ними и подождали, пока их повели обратно из бани в милицию, где было районное КПЗ. Шли мы за ними следом так, чтобы они могли видеть нас, а мы их, до самой милиции. Потом в этом здании черные массивные двери открылись, проглотили «врагов народа» и закрылись. Это было мое немое первое и последнее свидание с отцом, и больше его я не видел. Мать еще имела одно свидание. Ее также вызывали на допросы, проверяя ее грамотность. Убедившись, что она неграмотная, следователь Бассай сказал: «Это ваше счастье, что вы неграмотная, а то и вы были бы, где ваш муж». Деревинского и Резу-Голубовича обвинили в контрреволюционной деятельности, зацепкой чему служила их переписка с бывшим членом общины, чехом по национальности А. И. Ганышем, который несколько лет назад выехал к себе на родину, в Прагу.
В переписке, длившейся с 1933 по 1935 годы, отец, естественно, писал ему о постигшем нашу страну голоде и просил помочь, если это возможно. А. И. Ганыш отнесся гуманно и выполнил их просьбу, выслав из благотворительного фонда небольшую помощь для подкрепления. Но «око» нашего государства увидело в этом другое явление, а именно, нанесение позора Советской власти перед другими государствами, выдача экономических секретов и шпионаж, за которые получали денежные вознаграждения.
Следствие длилось с февраля по октябрь включительно. За это время разные были и конвойные из милиции при переездах. Один раз среди конвоиров был старший — из самых безобразных милиционеров, его знал весь округ, не то, что район, и он для насмешки, зная, что отец и Реза-Голубович верующие люди, связал им руки, чтобы поиздеваться. Так они от Белой Церкви до Богуслава ехали и шли до милиции от станции со связанными руками, а еще была зима.
Правда за этот произвол они написали жалобу на имя прокурора района, и этот начальник конвоя получил выговор с предупреждением от вышестоящего начальства за превышение своих полномочий над подследственными. Это только один эпизод, а, сколько таких эпизодов было, о которых нам неизвестно, это покрыто тайной. На одном из свиданий отец спросил у матери, как там церковь, как ее члены себя чувствуют, что с ними? Присутствующий из дежурных надзирателей грубо оборвал отца: «Вы что, забыли, где находитесь?»
В октябре 1935 года следствие закончилось, и состоялся суд тройки, которая вынесла свое решение: три года ИТЛ в северном районе Карелии в распоряжение начальника Управления ББЛАГ НКВД. Отец был сослан на станцию Медвежья Гора — город Кемь, на побережье Белого моря в 30-40 км от Соловецких островов. В это место он быстро был доставлен, потому что был прямой эшелон, а прямого назначения эшелоны долго в пути не задерживаются. Письма долго не было. Наконец, оно пришло, но написанное не его почерком. Но оказалось, что писал действительно он, но левой рукой, карандашом на доске и буквы получились фигурные. Трудно было разобрать это письмо, но прочитали. Писал отец, что по прибытии в лагерь, в бараке, в котором его поселили, сорвались с крючков нары и перебили ему правую ключицу. Наложили гипс на предплечье правой руки, и он не мог писать; и это письмо, которое он написал, было написано им левой рукой, с трудом приспособившись. После этой травмы его на лесоповал не посылали, так как он не мог работать, и его пока определили в сангородок, а потом — в швейпром. Из писем отца мы понимали, что людям, попавшим в те места, очень трудно живется. Каждый прожитый день кажется годом, потому что неволя: изгороди из колючей проволоки, вышки сторожевые, окрики конвойных и тяжелый труд, а также скудная пища. Все это напоминало им, кто ты, и почему ты здесь. Кроме всего этого мысли о родине и своей семье. А верующему, да еще адвентисту в половину хуже, если не больше.
В тех условиях попавшие туда люди нередко ожесточаются, кроме того, к ним подселяют уголовников для создания невыносимых условий и издевательств. Уголовники, как правило, — это люди, ведущие паразитический образ жизни, из них никто не работает, а живет за счет других; и еще, если попадает их компания, тогда для остальных жизнь делается адом.
Ну а таким, как мой отец, приходилось очень трудно. Из писем отца мы понимали, что ему много приходится терпеть в этой «школе терпения». Но чем помочь? Если нельзя ничего даже написать ободряющего ни ему к нам, ни нам ему! Все равно, все
вычеркнут чернильным карандашом. Устроиться на работу маме тоже было очень сложно, так как муж репрессирован. Немного позже, в 1938 году, мы из Богуслава выехали в Киев, чтобы устроиться здесь. За это время произошли большие изменения в переписке с отцом. В 1937 году где-то в июле или в августе мы получили последнее письмо от отца, и на этом переписка окончилась. Мать подала запрос от имени матери отца, моей бабушки. Ответ пришел в мае 1938 года, что «он вторично осужден и лишен переписки. Уже тогда мы поняли, что его нет, но как-то не хотелось этому верить, и утешали себя надеждой, хоть маленькой, а вдруг ошибка! Так в те времена многие думали и ожидали, и эти надежды их поддерживали.
И только спустя многие годы, благодаря рассекреченным архивным документам, стал виден весь этот страшный процесс по делу невинных людей.
Далее весь ход этого страшного следствия мы продолжаем в документах, чтобы на примере пастора Деревинского показать, что собой представляло делопроизводство того зловещего времени.
Ни в чем неповинные люди были арестованы и на весь ход следствия находились под стражей, подобно отпетым убийцам.
На них были заведены специальные анкеты, в которых были особые строки, такие, как социальное положение, социальное и политическое прошлое. Это было не случайно, ибо только по написанному в них можно было в те годы осудить человека.
После недолгого следствия узнику предъявляли обвинение, которое было и так понятно еще с самого ареста. В те годы особо не утруждались в формулировке обвинений, они были банальны -контрреволюционная деятельность, связь с заграницей и т. п.
Вскоре за предварительным обвинением следовало и заключительное, по сути, просто повторяющее его.
Затем узника ссылали в один из лагерей страшного ГУЛАГа, препровождая туда специальной справкой.
Сохранились до нашего времени в архивном деле Я. Е. Деревинского и доносы, которые писали на него сокамерники, думая, что через свою клевету расположат к себе начальство.
И, наконец, в деле Деревинского лежат одни из последних листов — постановление так называемой Тройки.
И только спустя долгие годы, ни в чем неповинный человек был оправдан…
Всего несколько старых архивных листов и одновременно с этим вся жизнь, трагедия человека…
Но, как хорошо, что есть Бог, Который в Своей книге делает записи, отличные от людских.
***
Содержание
От авторов …………………………………………………………………………………………..3
Вступление. «ДУШИ… ПОД ЖЕРТВЕННИКОМ…» …………………………………..5
Часть 1. ПОД СЕНЬЮ ДВУГЛАВОГО ОРЛА ………………………………………..7
Глава 1. Зловещая ночь в Ипатьевском доме …………………………………………..7
Глава 2. Сухие статьи, леденящие кровь ……………………………………………….11
Глава 3. Долгожданный манифест ……………………………………………………….16
Глава 4. Идти этапом… ………………………………………………………………………..18
Глава 5. В жизненном море с волнами бороться …………………………………….24
Глава 6. Сын царского генерала ……………………………………………………………29
Глава 7. Узник с золотым сердцем ………………………………………………………..52
Глава 8. Воспоминания узника Петропавловской крепости …………………….57
Глава 9. А Библия говорит иначе …………………………………………………………..61
Часть 2. МЫ НАШ, МЫ НОВЫЙ МИР ПОСТРОИМ ………………………… 64
Глава 1. ГУЛАГ ……………………………………………………………………………………71
Глава 2. Из секретного протокола Политбюро ЦК № 51 ………………………..77
Глава 3. Запись в детском альбоме ……………………………………………………….89
Глава 4. Врагу народа не положено одеяло …………………………………………..94
Глава 5. Человек, превращенный в глыбу льда ……………………………………..95
Глава 6. «Это письмо будет последним, но это не значит,
что нас нет в живых…» ……………………………………………………………………..101
Глава 7. Кровавая одежда …………………………………………………………………104
Глава 8. Долгая дорога в дюнах ………………………………………………………..105
Глава 9. За гуманитарную помощь под расстрел ………………………………..113
Глава 10. Разбитое счастье ……………………………………………………………… 118
Глава 11. Многострадальная семья ……………………………………………………123
Глава 12. Наша жизнь — лучшая школа… ……………………………………………137
Глава 13. Нищий проповедник …………………………………………………………..143
Глава 14. Австрийский солдат ………………………………………………………….150
Глава 15. «С конфискацией имущества…» ………………………………………….156
Глава 16. Сынок, сохрани скрипку! ……………………………………………………166
Глава 17. Сыновья Адама ………………………………………………………………….170
Глава 18. По приговору тройки от 20.09. 1937 г. ………………………………..182
Глава 19. Богатый мельник ……………………………………………………………….193
Глава 20. Санитар, дежурный врач и акушер ………………………………………195
Глава 21. Судьба главного редактора …………………………………………………199
Глава 22. Сын оперирует отца… ……………………………………………………….. 204
Глава 23. Фроловы ……………………………………………………………………………205
Глава 24. «Я рад был бы заплесневелой корочке хлеба…»……………………208
Глава 25. Два Антона ……………………………………………………………………….. 211
Глава 26. «Я адвентистский пастор, я не могу работать
в субботу» ……………………………………………………………………………………….213
Глава 27. Об узнике, которого посетил президент ГК ………………………….215
Глава 28. Книги под снегом ……………………………………………………………….219
Глава 29. Они умерли на посту …………………………………………………………..221
Часть 3. ВОЕННОЕ ВРЕМЯ ……………………………………………………………224
Глава 1. Запах газа ……………………………………………………………………………225
Глава 2. Человек, которого похоронили при жизни ……………………………229
Глава 3. Время вынужденной остановки …………………………………………….231
Часть 4. ПОСЛЕВОЕННОЕ ЛИХОЛЕТЬЕ ………………………………………236
Глава 1. Пыль урановых рудников ……………………………………………………..237
Глава 2. Княж-погост………………………………………………………………………..241
Глава 3. Святой день …………………………………………………………………………243
Глава 4. Коварная медсестра …………………………………………………………….247
Глава 5. «Сын за отца не отвечает!» …………………………………………………..253
Глава 6. Проповедник любви …………………………………………………………….255
Глава 7. Потертая обложка Псалтыря ………………………………………………257
Глава 8. Закат над тундрой ……………………………………………………………….260
Глава 9. По доносу провокатора ………………………………………………………..262
Глава 10. Мать хоронит сына… ………………………………………………………….265
Глава 11. «Рассказывай, какую вел контрреволюционную
агитацию…» …………………………………………………………………………………….269
Часть 5. «ВРЕМЯ ОТТЕПЕЛИ» ……………………………………………………..276
Глава 1. Мама, где ты?.. …………………………………………………………………….284
Глава 2. Бог есть любовь …………………………………………………………………..291
Глава 3. Узник пяти тюрем ………………………………………………………………. 300
Глава 4. Судьба дирижера………………………………………………………………….302
Часть 6. ПОЛНЫЙ СПИСОК ИМЕН ЖЕРТВ,
УПОМИНАЕМЫХ В ДАННОЙ КНИГЕ ПАМЯТИ …………………………..307
Приложение № 1. История Церкви АСД в России в фотографиях ………….329
Приложение № 2. Живая связь поколений ………………………………………….351
Эпилог …………………………………………………………………………………………….357
Список использованных источников и литературы …………………………….358
Также по теме:
“Если мы не сохраним память о мучениках адвентистской церкви, для нас они “умрут” во второй раз”